Глава 1.
Первая игуменья.
Фима была совсем девочкой, когда родители отдали ее в монастырь. Однажды они взяли двенадцатилетнюю дочку в Оптину пустынь, и великий подвижник Серафим Саровский поглядел на нее ласково и, погладив по голове, изрек: «Сосуд избранный». С этим благословением стала Евфимия Овсянникова служить Отцу Небесному до конца дней своих.
Более двадцати лет прожила девушка в Кирсановских келиях Тамбовской губернии.
Родители, вольные крестьяне, забрав дочь из монастыря, в начале 30-х годов позапрошлого века переехали в деревню Михайловка Бузулукского уезда. Да не смогла Евфимия Герасимовна жить мятежной мирской жизнью. Ушла она на Пещеры, откуда бузулукскими властями была изгнана монашествующая братия по причине большого числа паломников, устремившихся в эти места со всех концов державы за духовной помощью.
Собрала Евфимия Овсянникова вокруг себя девиц, склонных к подвижничеству, и стали они выполнять монашеские правила, читать Псалтирь по усопшим, учить окрестных ребятишек грамоте… Объявился благодетель – купили дом в Твердилове и поставили его под Атамановой горой. Собирались устроить обитель, да не получили высочайшего дозволения. Но тут случилось чудо, промысел Божий. Без каких-либо искательств со стороны Евфимии Герасимовны в 1835 году получила она в дар от Бузулукского общества купцов и мещан землю около городского кладбища, четыре десятины! Наши предки хотели видеть монастырь в черте города.
Будущую игуменью посещали видения, подсказывающие ей дальнейшие шаги на избранном пути. Не были еще узаконены ни женская община, ни монастырь, а строительство уже вовсю велось, и средства приходилось собирать, даже отправляясь в Петербург. Возвращаясь, она торопилась наравне с другими женщинами исполнять тяжкий труд. Приходилось возить на лошадях глину, месить ее босыми ногами в кругу, формовать кирпичи, обжигать их здесь же, в кирпичном сарае двора будущей обители. Женщины сами поднимали готовый строительный материал на верх возводимых стен. Когда прошлой осенью нынешние монахини получили разрешение забрать несколько штук кирпичей от разрушенной толстой северной стены Троицкого собора, я имела случай сама убедиться, сколь тяжелы они, до сей поры еще гладкие и крепкие.
Только после того, как в 1847 году была узаконена женская община, получившая статус монастыря в 1859 году, Евфимия Герасимовна Овсянникова с двадцатью старшими сестрами (1860 г.) удостоилась монашеского пострига, а затем возведена в сан игуменьи. Первая настоятельница получила имя – Евгения. И, если посчитать, то этому событию предшествовали не менее 45 лет, проведенные в молитвах и трудах во имя Господа. Вы только подумайте: столько лет жить монашеской жизнью и только в зрелом возрасте стать монахиней!
«По рассказам лиц, знавших первую игуменью, она не пропускала ни единой службы… Нередко видели ее молящейся слезною молитвой… Пищу вкушала она самую простую, иногда по несколько дней сряду не принимала никакой пищи. Даже в одно время, с благословения духовного отца своего, не вкушала пищи сорок дней» (Михаил Малиновский, священник, 1987 г.).
При огромном напряжении душевных и телесных сил никто не слышал от матушки Евгении жалоб, не видел ее раздражения.
Умерла первая игуменья Бузулукского Тихвинского монастыря 28 марта 1885 года, в четверг Святой Пасхи 85 лет от роду, причастившись и последний раз пропев: «Зряще мя безгласна…».

Глава 2.
Безымянные портреты.
Когда мы бережем какие-либо снимки, то думаем, что конечно же всегда будем помнить людей, смотрящих с этих фотографий. Но забываем, что мы не вечны, и для тех, кому попадет в руки после нас то, что для нас дорого, зачастую наши любимые лица окажутся чужими, а имена – никому не известными. Теперь, например, некому назвать тех, кто изображен на нескольких фотографиях, бережно хранимых в Тихвинском женском монастыре.
Самый старый снимок датирован 1846 годом (сверху слева). Только через год была утверждена женская община. До первого пострига насельниц еще целых 13 лет. Но с портрета глядит настоятельница или игуменья, судя по облачению. И, коли портрет до сих пор сохранился среди монастырских реликвий, то женщина эта сыграла какую-то роль в истории обители.
А вот портрет монахини, с обратной стороны которого карандашом помечено: 1913 (сверху справа). И снова – больше ничего… Я видела людей, и в нашем веке подолгу не отводящих взгляда от этого прекрасного лица, которому не требуются никакие косметические ухищрения современных красавиц. Оно украшено чистотой души. Снимок некоторое время находился в Самаре, в редакции одной из газет. В Бузулук он вернулся благоуханным. Журналисты рассказывали, что портрет вдруг замироточил… Не значит ли это, что позднее монахиня приняла мученичество?
Еще два классических портрета. Скупые свидетельства говорят, что на одном из них – сидящая игуменья. Но которая? Валентина? Херувима? А может, это снято гораздо раньше, когда духовной жизнью здесь руководила игуменья Дорофея? Или Мелитина?
На последнем скромно помечено: «Казначея». И снова мы не можем назвать ее имя. Одно кажется несомненным: это дворянка. Посмотрите, какая осанка, как изящны руки, как сложены пальцы на переплете журнала (или книги?), как тонки черты лица…
Нечего добавить, кроме того, что бесконечно жаль, что, ни слова более нам не оставив, ушли те люди, которые могли бы назвать всех четырех женщин с безымянных теперь портретов. Никто их в свое время не спросил. Никому не было надо…
Надежда Иванова